Разрыв по-римски. Страница 2

Ему вспомнилось, как они говорили про нее: «Она не нашего круга», но, приглядываясь к этому самому «кругу», к этому сборищу шакалов, стервятников, к этому убогому курятинку, и спрашивая себя: уж не опередило ли в данном случае слово — его мысль? Впервые с тех пор, как он сошелся с этой молодой белокурой северянкой, с этой независимой красавицей, ставшей подругой его ночей, он с удивлением подумал, что сейчас она ему ближе, чем все эти люди.

Подошел Джузеппе, как всегда красивый, веселый. Он поцеловал руку Инги с почти драматическим выражением лица, н Луиджи подумал, что он переигрывает. Потом снова приблизилась Карла. Она озабоченно осведомилась у Инги, видела ли та последний фильм Висконти. Потом из толпы выбрался Альдо с трагических лицом и заявил Инге, что она будет лучшим украшением его загородного дома в Аосте (надо сказать, Альдо вообще имел склонность опережать события). Потом Марина, общепризнанная королева здешних мест, появилась откуда-то справа в положила одну руку на рукав Луиджи, другую — на руку Инги.

— Боже мой, — проговорила она, — как вы оба восхитительны! Нет, вы поистине созданы друг для друга!

Толпа, как говорят испанцы, затаила дыхание — коррида началась. Но вот только бык, то бишь эта несносная Инга, безмятежно улыбалась. Все явно чего-то ждали от Луиджи, какого-нибудь намека или слова, короче, чего-то забавного. А он махнул рукой — чисто итальянский жест, выражавший не то отрицание, не то благодарность. Раздосадованная Карла, которой Луиджи действительно сказал, что разрыв произойдет нынче вечером, правда, не уточнив места действия трагикомедии, вновь бросилась в атаку.

— Что за ужасная духота, — протянула она. — По-моему, дорогая Инга, у вас летом не бывает так жарко, как у нас. Если память мне не изменяет, Швеция немного севернее, верно?

Джузеппе, Марина, Гвидо так и покатились со смеху. Однако Луиджи подумалось, что это вовсе не смешно — спрашивать, севернее ли Швеция, чем Италия. На миг мелькнула даже мысль, что Карла не такой уж светоч ума, как утверждает «Вог».

— Я действительно думаю, что Швеция гораздо севернее Италии, — ответила Инга спокойно, не без акцента, что придавало ее словах какое-то особое холодное безразличие, а возможно, эта холодность вообще сквозила во всем ее облике — так иди иначе, она была неуязвима для любых розыгрышей. Но тем не менее все расхохотались.

«Должно быть, потому что у них нервы напряжены, — решил Луиджи, — они ведь ждут, чтобы я объяснился с Ингой в самых грубых выражениях, значит, а должен это сделать».

Но тут Инга вскинула на него свои фиалковые глаза — а глаза у нее были действительно какого-то необычного лиловатого отенка, и именно это было, пожалуй, главной причиной ее шумного успеха в Риме с первого дня ее появления — и, не обращая внимания на толпившихся вокруг нее людей, сказала с вызовом:

— Луиджи, здесь ужасно скучно. Ты не мог бы отвезти меня куда-нибудь еще?

Словно грянул гром небесный, звякнул хрусталь бокалов, казалось, что даже прислуга близка к обмороку. Гул голосов затих, и Луиджи внезапно повял все. Между ними двумя вдруг установилось то, что обычно называют взаимопониманием. Они обменялись взглядами, и в густо-лиловых, потемневших, правдивых глазах женщины уже не было вопроса — только безоговорочное утверждение: «Дурачок, я же люблю тебя». И как бы в ответ на это в черных глазах пресыщенного уроженца Рима вспыхнул наивный, истинно мужской и вместе с тем почти ребяческий вопрос: «Правда?» Все смешалось. Люди, идеи, замыслы, сам конец вечерники — все исчезло куда-то. «Друзья» вдруг повисли на потолке вниз головой, скрючившись, как летучие мыши в зимние холода. Толпа расступилась, пропуская триумфально шествующую чету к их машине. Рим был все так же прекрасен. Он был здесь, рядом, и в Риме была любовь…